автор: психолог, гештальт терапевт, групповой психоаналитик Александр Поповский
Мне кажется, что Вам, читателям, людям интересующимся психотерапией, будет интересно узнать о динамических процессах и смыслах, происходящих в психотерапевтических отношениях.
Надеюсь, что немножко раскрывая занавес психотерапевтической сцены, мне удастся вам показать суть процесса, постепенно развеивая вашу недоверчивость и настороженность в обращении за помощью к профессиональным психотерапевтам.
Хочу вас сразу предостеречь, что под понятием «профессиональный», я подразумеваю специалиста, которого признаёт его профессиональное сообщество, и который находится в списке рекомендованных психотерапевтов для частной практики. Это означает, что такой специалист выполнил все необходимые условия: прошёл свою личную психотерапию, получил полную теоретическую подготовку, регулярно получает профессиональную поддержку (супервизию).
Если вы обращаетесь к услугам психотерапевта без рекомендации, тогда хорошо бы узнать о его образовании и принадлежности к профессиональному сообществу. Думаю, что это может быть гарантией того, что вы не попадёте к самозванцу.
Случай который я хочу вам предоставить публикуется с разрешения клиента. Естественно, что как имя, так и некоторые легко узнаваемые факты, изменены.
Итак, приступим к рассмотрению случая:
Мне позвонила женщина, попросила проконсультировать её семнадцатилетнюю дочь. Женщина переживала за свою, как она сказала – девочку, которая замкнулась в себе, ничего не хотела, избегала любых отношений с другими людьми. Оговорив условия и время встречи, я записал девочку в своё расписание.
Катя (назовём так клиентку) пришла на встречу вовремя. Клиентка жаловалась на подавленность, называла своё состояние депрессией. Она выглядела подавленной, но разговорчивой, неустанно критиковала и атаковала сама себя. Поделилась, что иногда задумывается о совершении самоубийства.
Я видел перед собой привлекательную и симпатичную девушку, которая достаточно разумно рассуждала и рассказывала мне о своей жизни. После моих обращений к ней, по поводу повышенной самокритики, Катя достаточно быстро начала осознавать чувство вины и потребности в само наказании.
В конце первой встречи я предложил клиентке «переспать с услышанным здесь от меня», а завтра утром прислушаться к себе и попытаться понять нужно ли ей продолжать встречи. Таким образом, я даю клиенту время подумать, в нашей работе очень важна мотивация, потребность в развитии и изменении.
На следующий день Катя мне позвонила и мы вместе начали плавное погружение в мир психотерапии.
Родители клиентки развелись, когда ей было пять лет, после чего у её папы появилась своя семья и он практически перестал интересоваться своей дочерью.
Мама, в разговорах с Катей, отзывалась о её папе крайне негативно, характеризовала его как нестабильного и слабого. Когда я спросил клиентку, а каким отец был на самом деле для неё. Катя ответила, что вспоминает, как папа часто обещал придти раньше, или купить игрушку, но обещания свои не сдерживал.
Далее, прояснилось, что после потери папы и серьёзных разочарований в нём, отношения между Катей и мамой стали очень близкими. В 6-ти летнем возрасте для девочки мама была всем миром. Катя очень боялась, в то время, оставаться без мамы, в садике или с бабушкой. Вместе проясняя подробности и восстанавливая прошлые переживания, Катя предположила, что уход отца, переживание брошенности очень объединило её с мамой.
Проясняя ситуацию далее, мы вместе обнаружили, что мама в то время находилась постоянно в подавленном состоянии, и единственное для неё спасение это дочь, с которой возникло чувство единения. Жизнь мамы сложилась таким образом, что единственной опорой и душевной отдушиной её была Катя.
Прошло около десяти встреч, как я заметил, что у Кати есть выраженное постоянное стремление быть хорошей клиенткой, пунктуальной, внимательной и умной. Обратив её внимание на мои наблюдения, Катя признала, что для неё важно постоянно удовлетворять и радовать других, вплоть до самопожертвования.
Проясняя далее, мы вышли на начало конфликта. Через несколько лет, после ухода отца, Катя начала стремится к естественному психологическому отделению от мамы. Которая воспринимала свою дочь как отдельную индивидуальность достаточно болезненно, всячески пытаясь заставлять Катю воспринимать себя в таких случаях как жестокую и агрессивную.
Катя вспоминала как чувствовала тогда себя виноватой и как боялась чем либо огорчить свою любимую маму. Катя вспомнила, как она переживала за маму, видя как она страдает, именно поэтому появился страх чем либо огорчать свою любимую маму, только что-бы не усугублять и так сложную её жизнь.
Естественно, что критическая точка конфликта возникла тогда, когда Кате исполнилось 13 — 14 лет. Мама начала реагировать на возникающую сексуальность и растущий интерес к мальчикам слезами и приступами ревности. Видя реакцию мамы, Катя чувствовала себя невыносимо виноватой, становилась подавленной, начала заниматься само наказанием.
Проясняя сложный период в жизни Кати, она плакала и страдала, переживания казались ей невыносимыми. Она, то злилась на маму, то защищала и оправдывала её. Как бы пугаясь своей естественной потребности сердиться и психологически отделяться от мамы с помощью агрессии.
Через некоторое время мы прояснили, что мама обвиняла Катю, называла жестокой и агрессивной лишь потому, что она воспринимала попытки своей дочери жить своей жизнью как крайне разрушающими. Мама Кати панически боялась отпускать контроль над дочерью, чтобы не оставаться одной. С одной стороны, как любая мать, она хотела что-бы Катя была счастлива, но с другой, собственный страх и неудовлетворенность жизнью отравляли жизнь дочери.
Осознав и пережив заторможенный конфликт, состояние клиентки улучшилось, подавленность и стремление к самообвинению значительно ослабли.
Теперь Катя могла более свободно начинать строить свою жизнь, отношения со своим парнем, несмотря на мамины противостояния. И если Катя иногда и переживала чувство вины, то оно уже не казалось таким подавляющим и связывающим до удушья.
В этих терапевтических отношениях, я как «символический отец», оказал поддержку клиентке в освобождении её аффективной жизни от материнских потребностей.
Весь этот процесс развернулся и свернулся на протяжении 35-ти встреч. Я называю такой вид психотерапии — короткофокусным. Это когда работа направленна только на определённый симптом, который необходимо разблокировать. Мы завершили терапию в точке Катиного осознавания, что злиться на маму можно, и после этого никто не умрёт, не разрушиться. Просто важно выбирать форму для своей злости, что-бы можно было выражать свою злость, и в то же время, сохранять отношения.
Таким образом Катя приобрела немножко больше свободы в самовыражении, отстаивании своих границ, что необходимо для полноценной жизни молодой девушки. Её депрессия преобразовалась в новый навык самовыражения.
Естественно, что хорошо было бы все это закрепить, более тщательно проработать. Уделить внимание её отношениям со сверстниками, парнем. Но в связи с финансовыми ограничениями мы вынуждены были остановиться на достигнутом.
Надеюсь, что прочитав этот случай, каждый из читателей задумался о своей способности самовыражения, своём способе построения отношений. Тогда это может означать, что мне удалось более понятно и доступно донести суть процесса психотерапии.